Папа пишет редко, зато часто звонит по телефону. Особенно по ночам, когда в Новосибирске заполночь. Разговоры обычно длинные, обо всем. Как-то раз я забеспокоилась: «Папа, вы с мамой не разоритесь на оплате телефонных разговоров?», а он отвечает: «Нет, не волнуйся. Я обычно заказываю минут 5 (тогда еще не было автоматической междугородней связи), телефонистки не прерывают нас, а счет присылают на те самые 5 минут». И действительно, как-то раз, после более чем получасового разговора, я опять забеспокоилась, и вдруг слышу голос телефонистки: «Да ничего, говорите, если линия понадобится, я разъединю». Видно, она слушала нас и была растрогана душевностью и содержательностью разговора…

В марте папа приехал в Москву один. Провел в Звенигородском пансионате Академии наук (около дачного поселка Мозжинка) школу по вопросам математического моделирования в биологии. Собирался поехать со мной в Ленинград. На 30 марта назначена моя защита кандидатской диссертации в Институте цитологии АН. На беду из Киева пришло печальное известие — тяжело болен мой свекор, замечательный человек, широко известный в медицинских кругах хирург-ортопед — Федор Родионович Богданов. Предстоит операция. Она не оправдала надежды, и 27 марта Федор Родионович скончался. Папа и Баба Леля тяжело отреагировали на кончину Федора Родионовича. У обоих поднялось давление. Пришлось вызвать неотложку сразу к ним двоим. В Ленинград я уехала одна. Защита проходила в те часы, когда в Киеве шли похороны…

В начале апреля папа вернулся в Новосибирск. Готовил доклад для Международного конгресса по философии в Варне («О соотношении понятий материя, энергия и информация»*, но поехать на него не смог. В мае был с докладом на конференции в Красноярске («Математические модели в биологии»), а 19 июня прилетел в Москву на сессию Академии наук. Он волновался. Предстояло обсуждение проблемы «Человек и биосфера», папа готовил материалы для создания в рамках этой программы математической комиссии. Были обширные планы. Все складывалось как нельзя лучше. Полтора десятка телефонных разговоров — и все с положительным результатом. На сессии — полная поддержка всех задумок. Комиссия создана. Папе поручено ее возглавить. На понедельник 25 июня назначено первое заседание. Настроение приподнятое. Никаких жалоб на здоровье. Мы с мужем на субботу и воскресенье уехали на дачу, где жил младший сын с няней. Через неделю-другую, сразу вслед за папой я планировала уехать в Новосибирск, чтобы, наконец, осуществить замысел — помогать папе в написании монографии по кибернетическим проблемам биологии. К этому времени я уже уволилась с работы (последний год мне пришлось работать научным редактором в журнале «Природа») и собиралась провести в Новосибирске не менее года. Но судьба распорядилась иначе. Вечером в субботу папа поехал навестить свою двоюродную сестру — Анну Львовну Аракчееву, провел с ней и ее дочерью приятный вечер, много рассказывал о себе и о жизни в Академгородке. Собрался уходить, дома его ждала мать — Баба Леля, и… одеваясь в прихожей, прислонился к стене, сказал: «Мне что-то худо…», и через пять минут его не стало. Позже врачи скажут нам: «Остановилось сердце. Можно только удивляться, как оно еще работало. Мышца совсем изношена…»

Панихида была в актовом зале Института математики им. В. А. Стеклова АН. С этим институтом так или иначе папа был связан с середины 30­х годов. Из Новосибирска прилетела мама, все папины сотрудники (М. А. Лаврентьев, который был в Москве на сессии АН, распорядился: «Пусть едут все, кто хочет, командировки оформим позже…»). Провожали папу в последний путь математики, биологи, военные — ученики и коллеги по Артакадемии… Зал не мог вместить всех пришедших проститься с ним. Заполнена была лестница с первого до пятого этажа. Люди во дворе. Откуда-то автобусы. Их много, вдоль улицы Вавилова. Любопытные прохожие спрашивают: «Это кого же так хоронят?» А ведь у папы никогда не было никаких официальных чинов и постов. Почести оказывали не званиям, а человеку, которого искренне любили и ценили… На Введенском кладбище военные коллеги, которые все были в военной форме (обычно мы их видели в штатском), просили разрешить им пронести гроб от центрального входа до места захоронения на руках. По пути трижды сменялись несущие… На несколько минут процессия задержалась у могилы Н. Н. Лузина… С. П. Капица от имени родителей (Анны Алексеевны — папиной кузины — и Петра Леонидовича) пригласил всех на поминки в особняк на Воробьевых горах. По-моему, там было больше 100 человек… Прошло почти 30 лет, а боль утраты не проходит. Утешает только то, что не только память, но и дела папины продолжают, как мне кажется, активно жить.