Любимым занятием папы в редкие часы отдыха были камни. Многие помнят его коллекцию, которую он собирал в течение всей жизни. Начало ей положил великолепный кусок уральского малахита. Это был подарок отца, когда папе было всего лет 5–6. Интересна его история. Не удержусь от рассказа о ней. Году в 1910 или 1911 папин отец — Андрей Николаевич — решил заказать на фирме Фаберже письменный прибор из малахита. Проект заказа был подробно обсужден и для его исполнения был выписан малахит с Урала. Когда камень был получен, его показали Андрею Николаевичу, чтобы решить, как лучше его разрезать на пластины. Увидев камень, Андрей Николаевич пришел в восторг и сказал, что такое диво природы резать нельзя. Он отказался от мысли иметь малахитовый прибор, и по его новому заказу был изготовлен другой прибор — из толстого стекла и бронзы. Этот прибор всегда стоял на папином письменном столе, даже тогда, когда чернила и ручки с перьями ушли в историю и их заменили самописки, а потом и шариковые ручки. Думаю, все, кто бывал в папином кабинете или в Москве, или в Новосибирске, помнят этот простой и чем-то величественный прибор. Он до сих пор хранится в нашем доме. А малахит остался нетронутым. На его примере Андрей Николаевич рассказывал папе о камнях, их происхождении, химическом составе, о драгоценных камнях и самоцветах, о залежах полезных ископаемых…

К первому образцу постепенно прибавлялись другие. Их сначала дарил отец и друзья дома. Позже папа сам собирал камни везде, куда его приводила судьба. Это были и экспедиции в район Курской магнитной аномалии в период работы у П. П. Лазарева, и во время войны — в отвалах угольных шахт Донбасса, и в экспедициях на Тянь-Шань в годы работы в Институте физики Земли АН у Г. А. Гамбурцева*. Нередко в наши детские годы совершались поездки по Подмосковью в такие места, где можно было найти интересные образцы минералов. И, конечно, камни из разных мест привозили многочисленные друзья-геологи. Московский минералогический музей им. А. Е. Ферсмана был излюбленным местом воскресных выходов всей семьей, с друзьями и знакомыми… К концу папиной жизни коллекция включала многие сотни уникальных образцов. Коллекция хорошо была известна в кругах московских и новосибирских минералогов.

Папа не просто любил камни, он прекрасно знал их природу, условия формирования… В многочисленных ящиках камни были рассортированы по размерам и форме, по местам происхождения, по химическому составу… Были отдельные подборки кристаллов, самоцветов… Красоту камня папа видел не только во внешнем проявлении, но и в загадочных путях его образования. Он с таким увлечением показывал камни и рассказывал о них, что многие из друзей дома заражались его любовью и начинали сами собирать коллекции минералов, и даже становились профессионалами-геологами… В доме всегда были ящики-запасники с дубликатами интересных образцов. Они щедро дарились всем, кто проявлял к камню неподдельный интерес…

Спасаясь от бессонницы, папа обычно ночью уходил в кабинет, открывал ящики с камнями, перекладывал их, сортировал по-новому, часто забывая сохранять этикетки. Ему они не очень-то были нужны. Он знал камни «в лицо». Казалось бы, невзрачный камень. Спросишь: «А чем этот образец интересен?» А в ответ можешь услышать целую лекцию — откуда он, что собой представляет, чем замечателен… А теперь мы часто не можем установить названий и происхождения многих образцов папиной коллекции. Не всегда оказываются в состоянии помочь нам в этом и геологи…

Другая традиционно семейная форма отдыха, которая сохранялась во все годы жизни в Новосибирске — карточные пасьянсы перед сном. Разошлись гости, уложены спать внуки, убрана посуда со стола… Вот тут и вынимались пасьянсные карты. Раскладывали «Наполеона», «Шлейф короля», но чаще всего «Косынку». Мама раскладывает, папа внимательно следит и дает лаконичные подсказки. Когда дело стопорится, он некоторое время думает, потом либо находит выход из положения, либо заявляет: «Дело проиграно… может, повторим еще разок?» После такой разрядки наступает блаженный покой и умиротворение. И сон приходит сам собой…

Воспоминания об укладе жизни в новосибирском доме Ляпуновых не могут быть полными без упоминания о Вере Августовне Лотар-Шевченко* — замечательной пианистке и очень интересном человеке. Француженка из аристократической семьи, она прожила жизнь, которая могла бы послужить сюжетом увлекательного романа*. Вера Августовна впервые появилась в Новосибирске в начале 1966 года. Родители познакомились с ней на первом ее концерте, где папу просили сказать слова приветствия на французском языке и преподнести букет цветов. Вскоре Вере Августовне предоставили небольшую квартиру в пятиэтажке на ул. Терешковой и она, солистка Новосибирской филармонии, стала жителем Академгородка. Неудивительно, что она сразу стала близким другом семьи.

В 1966 г., поселившись в большом коттедже в Золотой долине, родители купили рояль фирмы «Беккер» (Вера Августовна сама выбрала его из нескольких инструментов, предлагавшихся по объявлениям на продажу в г. Новосибирске). На протяжении всех последующих лет жизни родителей в Новосибирске, обычно по субботам и воскресеньям (если только не была на гастролях), Вера Августовна приходила в коттедж, как она сама говорила, как в свой родной дом. Весной она любила по дороге собрать молодые листочки одуванчиков, из которых сама готовила салат с майонезом. Вера Августовна была большим ценителем соленых огурчиков и пирожков маминого изготовления.

К ее приходу мама всегда старалась приготовить что-нибудь из ее любимых блюд. Вера Августовна гуляла по саду, чередуя отдых с работой за роялем. Если в доме бывали внуки, они знали: когда Вера Августовна играет, шуметь нельзя. Вечерами все собирались в гостиной. Больше всего Вера Августовна любила играть для папы, в узком семейном кругу. Но никогда не отказывалась играть и для гостей. Папе общение с Верой Августовной давало душевный покой и духовное наслаждение, а мама говорила, что не представляет себе жизни в доме без музыки и самого присутствия Веры Августовны.

В октябре 1971 года папе исполнилось 60 лет. Это дата, которую принято официально отмечать. Сотрудники, во главе с Р. Г. Куклиным, отпечатали и разослали в разные адреса скромное извещение: «Институт гидродинамики Сибирского отделения Академии наук СССР, Институт математики Сибирского отделения Академии наук СССР, Сибирское математическое общество и Новосибирский государственный университет сообщают Вам, что 8 октября 1971 года исполняется 60 лет со дня рождения и 42 года научной и педагогической деятельности члена-корреспондента АН СССР Алексея Андреевича Ляпунова. По просьбе юбиляра торжественное заседание проводиться не будет. Поздравления можно направлять в адрес Института гидродинамики СО АН СССР, Новосибирск-90, проспект Науки, 15».

В ответ поступили десятки адресов и сотни писем, телеграмм, телефонных звонков. Сколько теплых слов, выражения любви, уважения, неформального признания заслуг, благодарности за сделанное и пожеланий на будущее. Папу такое внимание явно смущало, но одновременно волновало и, конечно, доставляло удовольствие. Надо сказать, что папа всегда старался уклониться от повышенного внимания к своей особе, и, чтобы избежать официального чествования, собирался уехать на время юбилея из городка. Планировал поездку на Байкал. Однако гостившая в это время в доме родителей папина мать, Елена Васильевна, настояла на том, чтобы он остался дома и провел этот день в кругу семьи. Мне это стало известно накануне, и на рассвете 8 октября я прилетела из Москвы в Новосибирск. Мы уже начали готовиться к тихому домашнему празднику. И тут оказалось, что М. А. Лаврентьев, узнав о том, что папа отказался от намерения «исчезнуть» из городка, распорядился срочно созвать заседание ученого совета Института гидродинамики. Информация о заседании была передана в другие институты телефонограммами. Мы получили известие об экстренном заседании ученого совета за несколько часов до его начала. Папа пытался уклониться, но Баба Леля (Елена Васильевна) сказала строго: «Алеша, я хочу услышать сама, чего добился мой сын за свою жизнь, и увидеть, как к нему относятся окружающие». В результате к четырем часам все отправились в институт. Вместе с тем стало ясно, что «семейный круг» сильно расширится. Конечно, после заседания придут друзья и коллеги. Традиция «открытых дверей» не отменяется… Мне пришлось остаться дома, и вместе с Мунечкой (Марией Савельевной) срочно перестроить подготовку на фуршет человек эдак на сто. К счастью, столовая Дома ученых способна была быстро выполнить заказ на угощения к столу.

По рассказам участников, заседание было удивительным. Зал с трудом вместил всех собравшихся. Михаил Алексеевич сразу пресек всякие официальные слова. Выступления были яркие, сочные, с юмором и вместе с тем выражали неподдельную любовь к юбиляру. Баба Леля осталась очень довольна и сказала: «Вот теперь я знаю, что ты не зря прожил жизнь, тебя действительно любят и ценят. Это мне приятно».

Нет надобности тратить слова на то, чтобы расписывать, как прошел конец этого дня. Можно только пожелать всем хотя бы один раз в жизни пережить такое.

В день юбилея в газетах «Советская Сибирь» и «Вечерний Новосибирск» появились статьи о юбиляре, тепло написанные Г. П. Багриновской с Р. Г. Куклиным и Ю. Л. Васильевым*. Пришло известие о награждении орденом Ленина. Это было полной неожиданностью и потому настоящим сюрпризом. Действительно, орден Ленина редко давали за дело, чаще — по должности… А в самый разгар фуршета ребята включили приемник, и в течение не менее получаса притихшее общество слушало юбилейную передачу новосибирского радио. Были сказаны хорошие слова (насколько я помню, выступал Юра Васильев) и исполнены любимые юбиляром музыкальные произведения (к сожалению, уже не помню, что именно).